Архангельская епархия

Клирик Нарьян-Марской епархии священник Артемий Буйлов в начале марта совершил миссионерскую поездку в отдаленный поселок Заполярья — Амдерма. Он пробыл там неделю, а по возвращении записал свои впечатления. Предлагаем вашему вниманию миссионерский дневник отца Артемия.

День 1-й. Белое безмолвие

Просыпаюсь в хорошем настроении рано утром. Сходу вспоминаю, что сегодня предстоит лететь на «край света», в полярный поселок Амдерма, лежащий на побережье Карского моря. Осознавая необычность места, ранее не стал говорить своей супруге, куда конкретно отправляюсь, и дозировано выдавал лишь часть от общей правды: «На море поеду! На южный берег!»

Она выдержала недолгую паузу, пытаясь сопоставить факты, и после в недоумении переспросила: «На южный берег чего?» Не в силах скрывать, я торжественно ответствовал: «На южный берег Северного Ледовитого океана!»

Пока в здании аэровокзала тянулось томительное ожидание, мне позвонили из Амдермы, и с тревогой сообщили, что вылет вряд ли состоится. На побережье бушует шторм с порывами ветра до 30-ти м/с, и отсутствует видимость вследствие непроглядной метели. Схватившись было за сумки, почти уверенный в отмене рейса, неожиданно слышу, как пассажиров приглашают на посадку. В недоумении переспрашиваю рядом стоящего мужчину, и убеждаюсь, что всё именно так. Где-то в глубине души мелькнула тень сомнения, и также незаметно прошла: «В конце концов, не я же сегодня за штурвалом винтокрылой машины, и благоразумнее будет положиться на профессионализм пилотов, которые не понаслышке знают реальную обстановку в северном небе. И пусть Господь даст им сегодня хорошую реакцию!»

Пробраться к своему месту оказалось не так-то просто из-за объёмных сумок, нагромождённых пассажирами посреди салона.

Но это ничего. В тесноте, да не в обиде. Все понимают, что вертолёт не какая-то прихоть, а необходимость, поскольку до многих посёлков крайнего Севера иначе никак не добраться. Люди расстёгивают куртки, устраиваются удобнее (насколько это возможно), и погружаются в блаженную дремоту, очевидно, проделав этот маршрут далеко не один раз. Глядя на младенца, мирно спящего в люльке и не обращающего внимания на шум турбин, раскручивающих лопасти, тоже решаю не переживать и разворачиваюсь боком, лицом к иллюминатору.

Внизу плывут белые поймы рек, украшенные вышивкой из низкорослых хвойников. Постепенно растительность пропадает, оставляя лишь игру теней на снегу. Точки грузовиков ещё движутся по зимнику, но вскоре, с весенней оттепелью, все пути-дороги растают, освобождая место бескрайней тундре. Чем дальше мы летим на север, тем более безмолвной и безжизненной становится картина вокруг. Редкие участки с буровыми установками ускользают, и на многие километры не остаётся и намека на населенные пункты. По белой равнине льются потоки странствующего снега. Гонимые ветром, только они имеют право находиться в этом царстве льда и безмолвия, имея тела, единые с температурой окружающей среды. Всё, что теплее снега, не имеет здесь части, и изгоняется вон…

Погрузившись в размышления, навеваемые бесконечно белой картиной, я чуть было не потерял позитивный настрой. Вдруг под колесами нашего вертолета показались какие-то животные. Они были столь же белы, как и снег, и только движением выдавали своё местонахождение. Передвигаясь по три-четыре особи, они снимались с места, заслышав звук вертолетного двигателя, и мне оставалось только сожалеть, что с такой высоты их никак не разглядеть.

Наш борт летел по принципу маршрутного автобуса, приземляясь то в одном поселке, то в другом. Под биение лопастей люди высаживались на заснеженные полосы, подсаживались другие, и мы вновь неуклонно двигались к самой кромке белой земли…

Безошибочно узнать Амдерму можно по высоким мачтам ветряных двигателей и по взлетной полосе аэродрома, располагающейся в непосредственной близости от моря, подобно тому, как это выглядит на фотографиях тропических островов. За одним лишь отличием: вместо зеленой растительности землю вокруг покрывает массивный слой вездесущего снега.

Выйдя на улицу, явственно ощущаю дыхание Карского моря — стопроцентная влажность с нотками йода в чистом, полярном воздухе. В здании аэропорта у меня в очередной раз проверяют пропуск, справляются о цели приезда, заставляя вновь вспомнить о том, что сейчас мы находимся у самых границ нашего государства.

Из окна вижу груды металлолома, оставленные некогда расквартированными в Амдерме военными, теперь переехавшими в другое место. Несмотря на массовое сокращение населения, это ничуть не умаляет потенциал посёлка. При условии, что Северный Морской путь, проходящий через Карские Ворота, будет развиваться, важная роль Амдермы будет неоспорима. Да и авиаперелеты через Северный полюс в Америку короче, чем через Атлантику.

Вместе с встретившей меня Маргаритой Владимировной, главой администрации, мы грузимся в высокий Урал и пробираемся в заснеженный посёлок. «Хорошо, что вы зимой приехали, и разбросанное железо не видно. В другое время года картина была бы более удручающая», — сказала она и вздохнула.

Из дальнейшего разговора мне становится понятно, что священники в Амдерме периодически бывают, хотя и с большими интервалами, но ни храма, ни часовни до сих пор нет. Для совершения церковной службы мне временно предоставят помещение в библиотеке, хотя вопрос о выделении участка под храм уже стоит на повестке дня. Но не в этом состоит главная сложность полярного строительства. Дело не в земле, и даже не в покупке материалов, а в доставке груза в посёлок. Все объёмные вещи доставляются в Амдерму только летом, и только морским путём, отчего такая «посылка» обходится очень недёшево, и в несколько раз превышает все прочие затраты.

Пока я договаривался о проведении классного часа со школьниками и размещался на ночлег, наступил вечер. Желая не упустить закатные лучи, интересуюсь, как лучше пройти к морю и слышу в ответ предостережение: «А нужно ли? Там можно и на белого медведя натолкнуться». От задуманной затеи я решил не отказываться и попросил провести инструктаж о правилах поведения при встрече с полярным хищником.

Так, согласно рекомендации, не стоит безрассудно надеяться на свою внимательность. Медведей на белом фоне совсем не видно, и они могут незаметно подойти близко. Завидев косолапого, не стоит тотчас убегать, давая повод животному включить инстинкт охотника. Лучше медленно отступать в то место, откуда пришёл, и надеяться, что мишка наконец отстанет. Но если животное целенаправленно движется на тебя и дистанция становится всё меньше, понадобится длинная палка, которую стоит направить на морду хищника (по идее он не должен будет лезть на деревянный шест, но это только по идее…).

Одеваюсь теплее, поскольку на улице минус 10, усиленные ветром, и иду по тропе, проложенной гусеницами снегохода, по направлению к морю. Берег усеян остатками контейнеров, антеннами, старыми машинами, спящими под зимним покрывалом. В воде скопилась очередь из льдин, за спиной которых ходят неспокойные волны, бьются о белые «корабли» и рассыпаются на миллиарды брызг. Если абстрагироваться и смотреть только на волны и алый закат, то может показаться, будто сейчас лето, играет тёплое море, и нет никакого «белого безмолвия», грозящего отобрать последние крохи жизненного тепла.

В попытке сфотографировать северный закат уже через пару секунд ощущаю в пальцах острое покалывание, и стараюсь поскорее надеть перчатки. Что поделать? Картина не только завораживающая, но и замораживающая!

День 2-й. Арктический крест

Из окна квартиры, в которой я остановился, открывается прекрасный вид на море. Если бы не специфические особенности крайнего севера, можно было бы забыть, что здесь Заполярье. По улице проезжают местные жители на снегоходах, радостно бегают дворовые собаки. Время от времени появляется тяжеловесный «Урал», волочащий за собой сеть, сплетённую из металлических цепей, сбивающий глянец с отшлифованной ветром дороги.

Выхожу на воздух, чтобы осмотреть место, ориентировочно определённое под строительство храма, и обращаю внимание на окружающие дома.

 Все они сборно-разборные, стоят на свайных фундаментах, и когда-то были привезены сюда по морю. Среди них двухэтажки барачного типа, собранные из бруса, из железобетонных панелей. Но среди однотипных строений есть и настоящий особняк, разительно выделяющийся своей южной архитектурой. Парадный вход с крылечком, широкие окна с резными наличниками, обширные лоджии, остекленные наподобие витражей. И самое интересное: на крыше торчат трубы дымоходов, свидетельствующие о наличии каминов, чего нигде более, кроме как в этом доме, не наблюдается.

Из разговора с местными жителями узнаю, что этот выразительный особняк, действительно, был перевезён в Амдерму в 1930-х годах откуда-то с юга и предназначался для проживания семей военнослужащих высшего состава. В народе за постройкой закрепилось неофициальное название «Барский дом», что навевало мысли о его происхождении. Возможно, стоял он лет этак сто назад в зажиточной дворянской усадьбе, в тени раскидистых деревьев, и служил, например, домиком для гостей, или флигелем для прислуги.

Амдерма стоит на возвышенности и часто продувается всеми ветрами. С подветренной стороны все здания плотно залеплены слоем снега. Но за «забитыми» стеклами горит электрический свет, работает отопление и теплится обычная человеческая жизнь. На западной стороне посёлка кочегарит массивная труба котельной, держащая в узде зимнюю стужу. Рядом крутятся лопасти ветрогенераторов. С ними, правду сказать, совсем непонятная история вышла. Был запущен проект по получению экологически чистой энергии, но уже на последней стадии что-то пошло не так. Механики не смогли синхронизировать работу узлов электростанции, и в итоге ветряные двигатели остались лишь красивым арт-объектом.

Отправляюсь в школу на классный час. Население Амдермы не такое уж и большое, но наличие общеобразовательного учреждения здесь стратегически необходимо. Как стало понятно, до крупного центра «большой земли» не так-то просто добраться. Но сколь бы ни были велики отличия жизни на крайнем севере, дети здесь такие же смышлёные, как и везде. Их детство ничуть не хуже, чем у ребят, растущих в крупных городах: с общением, с играми, с кружками по интересам. Только в одном подход иной: здесь не жалуются на условия окружающей среды и принимают природу такой, какая она есть.

После посещения школы стараюсь найти вчерашнюю тропинку, по которой ходил к морю, но за ночь пути по всем направлениям ветер причесал «под одну гребёнку». Всюду ровные линии и игра теней на белом полотне. Одно только радует: на снежной поверхности сформировалась плотная корка, позволяющая идти где угодно и не проваливаться. Главное — не делать резких движений, ступать осторожно и надеяться, что рыхлый снег под поверхностью не поглотит нерасторопного путника.

Спускаюсь с возвышенности и вижу на одном из холмов поклонный крест. С осторожностью добираюсь туда, где на скальной породе высится выцветшее от времени крестное древо, стараюсь разобрать поясняющую надпись: «Крест сей воздвигнут в вечное почитание подвига российских мореходов и северных земель первопроходцев…»

За поклонным крестом бушует суровое Карское море. Под ногами проглядывают прошлогодние низкорослые травинки. По их худым колосьям понятно, что даже в арктическом климате растения успевают пройти весь жизненный цикл, вырасти, зацвести и принести потомство. Человек, как и слабая трава, уже давно старается, обживает эти неласковые земли, разбивает лёд нелёгким трудом, и трудно измерить число положивших свою душу на освоение Русского Севера.

Прочитав молитву возле поклонного креста, осознаю, что не имею и капли мужества наших северных мореходов и отправляюсь обратно. Успеть бы в тепло, пока совсем не окоченел.

День 3-й. В море не купался

Одним массивным пластом подтаявший снег съехал с крыши и, с грохотом разбившись о землю, разбудил меня с утра пораньше. Стало быть, сегодня намечается оттепель. Одевшись, выхожу на улицу и чувствую, как свежий ветер настойчиво толкает в спину. Ботинки неуклонно проваливаются в снежную субстанцию, потерявшую запас прочности, не имеющую более сил удерживать человеческий вес.

На горизонте, над поверхностью моря стоит седая дымка, из которой незаметно выплывают дрейфующие острова арктического льда. Не являясь осколками ледников, их трудно назвать айсбергами, хотя некоторые экземпляры по размерам вполне сопоставимы. Дерзкая мысль возникает в голове, запуская колесо фантазии: «А что, если забраться на такой остров-льдину, и отправиться в путешествие по бескрайним просторам северных морей? Поставить палатку, ловить рыбу и ждать, пока ветер и течение принесут тебя к неизведанным берегам». Потом я вспомнил истории о безрассудных рыбаках, оказавшихся на плавучих льдах, и подающих сигналы о помощи, и передумал забираться на дрейфующие горы, хотя до них было рукой подать.

Задумав купить что-нибудь к обеду, отправляюсь в один из местных магазинов. Торговых точек в Амдерме имеется целых три, работает своя пекарня. Зная, что доставка продуктов на Север обходится не дёшево, я морально подготовился к высоким ценам и решил не показывать своего удивления. На прилавке, действительно, было от чего удивиться, но повышение стоимости касалось не всех продуктов. В надбавке значение имел не столько вес или вид товара, сколько объём, занимаемый при воздушной транспортировке. Именно поэтому особое подорожание коснулось бутылок с газированной водой и ещё нескольких объёмных вещей.

После я отправился расставлять столы в помещении библиотеки, готовить обстановку к предстоящей службе. На помощь подоспел Игорь Васильевич, местный казачий атаман, неравнодушный человек, старающийся участвовать и в церковных делах. Вот так, «казачьему роду нет переводу» и на крайних, северных рубежах нашего Отечества, где пересекаются пути переселенцев с разных уголков страны. За общим делом беседуем о жизни в посёлке. Игорь Васильевич рассказывает о местных ребятах, имеющих желание пополнить казачьи ряды, делится впечатлениями о превратностях северной погоды.

«Вертолёт МЧС летает в любую погоду, если кому-то нужна экстренная помощь. Как-то посадил пилот машину, и сообщает по рации, что приземлился. А видимость практически нулевая. Метель заметает так, что дальше своего носа ничего не просматривается. "Ты точно сел?" —спрашиваем его, и слышим в ответ: "Точно. Вот и бетонные плиты подо мной". Забираюсь на крышу аэропорта и действительно вижу — по земле тянется сплошное снежное молоко, а где-то вдалеке торчат лопасти вертолета. Только так и смогли определить место посадки».

Знаю, что «Амдерма» переводится, как «лежбище тюленей». Встречаются ли здесь эти животные, спрашиваю я у Игоря Васильевича, в предвкушении услышать рассказ о берегах, усеянных крупными земноводными обитателями. Узнаю, что тюлени, определенно, встречаются в окрестностях Амдермы, но заплывают сюда не каждый год. В апреле повысится активность белых медведей, и их будут все чаще замечать вблизи посёлка. После схода снега на гнездовье обязательно прилетят дикие гуси, использующие эти места в качестве роддома.

Завершив неотложные дела, решаю, что не имею права побывать на море, и не искупаться (ну или хотя бы руки омочить). Но подойти к воде непросто. Под воздействием оттепели, ледяная кромка вдоль берега трескается и уходит в свободное плавание. Найдя по виду прочное место, закатываю рукава и опускаю руки в холодное Карское море. На ощупь это все та же солёная морская вода. На дне просматриваются мелкие камни, формирующие картину в мраморных тонах: белые, серые, желтоватые. Качаясь из стороны в сторону, на волнах колеблется какое-то морское растение, свидетельствующее об активной жизни в пучине ледяных вод. «Вот теперь могу честно сказать, что отдыхал на море», — думаю я и спешно прячу руки в тёплые перчатки.

День 4-й. Страна оленья

После кратковременной плюсовой температуры подул северный ветер и изменил обстановку до минус 15 по Цельсию. Возможно, именно эта перемена и сыграла свою роль, открыв активное передвижение снегоходов по отвердевшему снегу. С самого утра в поселок приехали оленеводы для пополнения хозяйственных запасов. Они без устали что-то таскали, разгружали прицепные люльки, потом снова заполняли их, и лишь иногда останавливались на передышку. В этот момент я просто не мог не подойти к ним и поздороваться.

У людей, постоянно находящихся на открытом ветре и холоде, лица приобретают красноватый оттенок. По сравнению с северными животноводами мы, наверное, кажемся бледными, слегка нездоровыми, одетыми совсем неподобающе для окружающей среды. На плечах у ненцев накидки из плотного материала, перевязанные верёвкой. Из оленьего меха изящно сшиты капюшоны, штаны, рукавицы, обрамлённые узорами из красной нити. Всё очень практично, и не лишено национальной эстетики. Поздоровавшись с оленеводами, обмениваюсь несколькими фразами, и не смея отвлекать от важных дел, оставляю их заниматься хозяйственными делами.

Позже мне всё-таки удается поговорить с одним из ненцев, местных жителей, и задать ему мучающий меня вопрос: «Действительно ли северяне едят сырое мясо?» Оказывается, не смотря на взаимопроникновение культур, кулинарные предпочтения ненцев остались такими же, как раньше. Первое, что принято делать при разделке оленя — собрать его свежую кровь, посолить (чтобы не свёртывалась) и преподнести своей семье. Сырое мясо также отправляется на стол.

Русские же, в отличие от ненцев, есть оленину, не то что в сыром, но даже и в приготовленном виде, приспособились не все. «Стоило мне только взглянуть на этих красивых животных, в их глубокие глаза, и с тех пор я уже не могла воспринимать оленей как еду», — поделилась со мной местная жительница.

В перерыве между классным часом и вечерней службой, решаю сходить к морю и посмотреть, как изменился пейзаж на этот раз. Крупные льды пропали без следа, и к берегу прибило множество мелких осколков, сцепившихся друг с другом в единое полотно. От холода снег под ногами хрустел особенно громко, выделяясь на фоне общего молчания. Недалеко от меня зашевелился заяц. В своей белой шубке он мог бы и не попасть в поле зрения, если бы не природная боязливость. Отбежав на расстояние, он остановился, встал на задние лапы и стал пристально наблюдать, пытаясь определить мои намерения. Стрелять или преследовать животное я, конечно же, не собирался, а лишь порадовался невольному спутнику и отступил в обратном направлении.

После неторопливой вечерней службы вышел на улицу и на некоторое время застыл в созерцании света закатных лучей. Небо очистилось от облаков, и у горизонта разлилось мягкими розовыми красками. Этот цвет был не тот ярко-алый, что навевает тревогу и мысли о далеких пожарах. Скорее тот, что похож на цвет лепестков шиповника, распустившихся с первым теплом весны. Если не обращать внимания на лежащий снег и смотреть только на небо, можно решить, что тепло уже пришло в Амдерму. Где же ты потерялась, заполярная весна? Куда же запропастились твои златоглазые камнеломки?

День 5-й. Сад камней

Иду на службу, застегнутый как и положено, на все пуговицы и молнии. Одной рукой придерживаю капюшон, чтобы ветер не сорвал защиту с головы, а другой прикрываю лицо. Глядя под ноги, вслушиваюсь в скрип свежего снега. Звуки шагов сливаются с пением вьюги и лаем местных собак, образуя музыкальное сопровождение к холодному утру. Несмотря на низкую температуру, животные весело бегают друг за другом, катаются в снегу, подходят к прохожим, чтобы засвидетельствовать свое дружелюбие.

Людей на службу пришло не слишком много. Литургия прошла вдумчиво и собранно, и создавшуюся добрую атмосферу никто не хотел отпускать. Все решили не расходиться по домам и задержаться, чтобы поговорить о сердечных переживаниях.

А на сердце у местных жителей лежало желание продвинуть дело постройки храма, ведь зима в Амдерме долгая, и лучше занимать себя делом духовным, чем предаваться печали. У многих родные живут далеко отсюда, и созваниваясь с ними, конечно, испытываешь утешение, но не обретаешь душевной полноты. Можно с головой погрузиться в работу, заняться скандинавской ходьбой, правильно питаться. Но всё это касается сферы телесной. Во время долгой зимы, когда толком на улицу не выйти, когда солнце не показывается из-за горизонта, и кроме снега нет ничего, приходится волей-неволей задумываться о своей духовной жизни.

Завтра мне предстоит улететь из Амдермы, и я в очередной раз прихожу к морю, чтобы запечатлеть в памяти красоту этих мест. Что-то в северном пейзаже смущает и обескураживает: брошенные бараки, пустые контейнеры, груды металлолома, лежащие в хаотичном порядке. Но неприглядные моменты не способны изгладить самое мощное и яркое впечатление от Амдермы: её величественную, бесконечную, неповторимую и суровую арктическую природу.

У берега толпятся ледяные глыбы, застывшие в своеобразном японском «саду камней». Невидимые грабли расчесали этот «сад» гармоничными плавными линиями, облагородили ледяными кристаллами взамен карликовых деревьев и оставили в ожидании цветов. «И какие же цветы могут быть в этом ледяном поле?» в недоумении спросите вы, удивляясь неочевидному сравнению. «А цветы — это люди!» — отвечу я и в который раз вспомню арктическую Амдерму.

На следующее утро вылет был отменён из-за обрушившейся на посёлок снежной стихии. Мне ничего не оставалось, как только сидеть у окна, наблюдая непроглядную метель, пить горячий чай и сочинять стихи, адресованные своей супруге:

На берегах твоих весна,
И оживает старый клён…
А здесь метель метёт одна,
И снова вылет отменён.

Не прерывается поход -
Я здесь, в арктическом краю
Всё жду, когда буран пройдёт,
И битый час в снегах стою.

На Карском море ходят льды -
Нам ветер северный принёс
Из неизведанной земли
Для чистоты – полярных слёз.

Под громкий хруст сухих снегов
Всё сыпет с северных небес
И ветер поглотить готов,
Но бережёт полярный крест…

На берегах Невы покой,
Ты просто пишешь: «не скучай».
А здесь – полнеба надо мной
И на дорожку – крепкий чай…

17 марта отец Артемий благоуспешно вернулся к месту служения в город Нарьян-Мар.